Дзен заветов Ильича

やれやれカバくん、つぎまでに
やせておいてね、もうすこし

コルネイ・チュコフスキー

В детстве одной из моих любимых книг были «Афоризмы старого Китая» (М., Наука, 1988). Это сборник выдержек из классической китайской литературы в переводах советского востоковеда Владимира Малявина. Особенно мне нравилась глава «Избранные чаньские изречения». Вот типичная фраза оттуда (с. 91):

Не ищи волос на панцире черепахи и рогов на голове зайца.

Собственно, чань⁠-⁠буддизм или просто чань — это древнее китайское учение, которое впоследствии развивалось в Японии под названием «дзен», а в XX веке проникло оттуда на Запад.

Когда я стал старше, то заподозрил, что некоторые фразы не вполне соответствуют духу дзена. Например, вышеприведённая цитата — это скорее нравоучение в европейском стиле: «Не ищи того, чего нет». Где же тут дзен?

Я решил свериться с первоисточником, который указан в «Афоризмах…» (с. 177):

Перевод выполнен по изданию: Дзэнрин кюсю. Ред. и коммент. Сибаямы Дзэнкэйя. Киото, 1952.

В оригинале книга называется «Кунтю дзэнрин кусю» (訓註禪林句集). Это антология древних китайских изречений, которую составил в середине XX века Сибаяма (1894⁠–⁠1974), настоятель монастыря Нандзэн в Киото. Средняя часть заглавия «дзэнрин» (禪林) — устойчивое словосочетание, которое буквально переводится «лес дзена» и обозначает дзен-буддийскую общину, а также служит названием нескольких монастырей в Японии. В нашей стране похожая ситуация происходила с выражением «заветы Ильича», которое превратилось в название населённых пунктов, колхозов, заводов, газет и пионерских лагерей.

Целиком заглавие книги переводится как «Собрание изречений из „Леса дзена“ с комментариями». Остаётся загадкой, почему Малявин взял для перевода первое издание этой книги (1952), а не исправленное и дополненное, которое вышло в Киото в 1972 году. Ведь именно это последующее издание считается канонической версией книги и широко используется в дзенской практике.

Педантов ещё настораживает, что последнее слово названия переводчик транскрибировал как «кюсю», хотя иероглиф 句 читается похоже на русское «ку» (и совсем не похоже на «кю») и, собственно, так и должен передаваться по системе Поливанова.

Об истории книги «Дзэнрин кусю» Малявин пишет следующее (с. 177):

Первоначальный вариант данной антологии был составлен в XV в. японским наставником чань Тоё Эйтё и носил название «Книга изречений» (Кю дзо си). <⁠…⁠> Антология Тоё Эйтё в несколько расширенном виде была впервые отпечатана в 1688 г. под её современным названием «Собрание чаньских изречений» (Дзэнрин кюсю).

Что здесь не так? Во⁠-⁠первых, из названия пропал «Лес дзена». Но во⁠-⁠вторых, что гораздо серьёзнее, тут перепутались три разные книги. Дело в том, что примерно с XV века японские учителя дзена составляли и продолжают составлять антологии канонических фраз из культовых древнекитайских источников — от «Лунь юй» и «Дао дэ цзин» до поэзии Ду Фу и Ли Бо. Большинство этих антологий называются одним и тем же традиционным именем «Дзэнрин кусю». Однако каждая из этих книг — самостоятельная коллекция; все они связаны друг с другом примерно так же, как многочисленные сборники русских пословиц и поговорок, которые готовили разные составители в разное время.

Тоё Эйтё, основатель храма Сётаку в Киото, составил в конце XV века коллекцию «Кудзоси» (句雙紙), которая содержала примерно 1 200 изречений и распространялась в рукописном формате. Через два века, в 1688 году, монах по имени Идзюси, о жизни и деятельности которого больше ничего не известно, издал «Дзэнрин кусю» (禪林句集) — печатную книгу, куда входили почти все фразы из «Кудзоси» и ещё около 3 200 других изречений, которых не было в собрании Тоё. Вряд ли это можно назвать «несколько расширенным видом»! Наконец, «Дзэнрин кусю» Сибаямы 1952 года, как и десятки других книг с аналогичным заглавием,⁠— это независимо составленная антология, а не переработка ранее перечисленных источников.

Между прочим, функция всех этих «кусю» — не просто кладезь древней мудрости. Эти книги — прикладные пособия в практике коанов, одной из частей обучения дзенских монахов. Коан (по⁠-⁠китайски «гунъань») — это короткая история, как правило из жизни древних монахов. Большинство коанов кажутся лишёнными логики и смысла, однако задача ученика — постичь суть коана, которая недоступа рациональному уму. Чтобы проверить, удалось ли это, наставник поручает ученику найти фразу, которая лучше всего «увенчивает» данный коан. А фразы как раз берутся из собраний «Дзэнрин кусю» и им подобных.

Пожалуй, эту практику можно сравнить с подбором моралей к басням, если бы сборники басен были отдельно, а моралей — отдельно.

Советский востоковед Малявин и тут всё запутывает (с. 8):

Обычно в гунъань имеется ключевая фраза или даже одно слово, так называемое «заглавное высказывание» (хуа тоу), в котором, как считалось, сходилась мудрость чань. Такие «заглавные высказывания», выступавшие своеобразным фокусом духовной практики чаньского подвижиника, зачастую имели вид афористически сжатых суждений.

На самом деле «Хуа тоу» (話頭) — это вообще из другой оперы, а именно из медитации. Медитирующий может сосредоточиваться на каком⁠-⁠то объекте: например, на собственном дыхании, на ритуальном предмете или на определённом слове или фразе. В последнем случае эти фразы как раз и называются «хуа тоу». В принципе они могут происходить из коанов, хотя чаще не имеют к ним ни малейшего отношения. Тем более «хуа тоу» никак не связаны с изречениями из «Дзэнрин кусю». А эти изречения, в свою очередь, «увенчивают» коаны, но сами в них не входят.

Но вернёмся же к волосам на панцире черепахи. В сборнике Сибаямы на с. 75 есть фраза:

龜毛長兔角短

Дословно это переводится так: «Волос черепахи длинен, рог зайца короток». Вот это уже вполне по⁠-⁠дзенски и имеет мало общего с переводом Малявина, который я цитировал в начале этой статьи.

Обнаружив такое расхождение, я присмотрелся и к другим фразам. Например, в переводе на с. 90 написано:

Есть такие, которые, находясь в дороге, не покидают дома. И есть такие, которые, покинув дом, не находятся в дороге.

Здесь сразу настораживает разделение субъектов на одних и других. В оригинале на с. 292 это изречение выглядит так:

在途中不離家舎
離家舎不在途中

Дословный перевод: «Находиться в дороге — не удаляться от дома. Удаляться от дома — не находиться в дороге». В классическом китайском языке глаголы устроены не так, как в русском, поэтому первый иероглиф 在 с таким же успехом можно перевести как «находится», «находясь» или «находящийся». Так что всю фразу можно прочитать и так: «Находящийся в дороге не удаляется от дома. Удаляющийся от дома не находится в дороге». В любом случае это больше похоже на дзен, чем «бывают такие, а бывают эдакие».

Дальнейшая проверка показала, что лажа в переводе происходит почти с каждой фразой. Вот изречение на с. 93:

Тот, кто, сидя у тигра на шее, хватается за тигриный хвост, не годится даже в ученики.

Это снова совсем не в духе дзена — оценивать, кто куда годится. В оригинале читаем на с. 79:

踞虎頭收虎尾

Это переводится (опять с точностью до глагольных форм): «Находиться на голове тигра, хватать хвост тигра». То, что Малявин превратил «голову» в «шею», можно списать на художественность перевода. Но фантазии про «ученика» не лезут ни в какие ворота, поскольку сам Сибаяма сопроводил эту фразу комментарием на современном японском языке:

猛虎も自由に乗りこなす。首尾完全にやりこなす。

Это означает: «Свободно ехать даже на разъярённом тигре. Успешно справляться, полностью овладевать ситуацией». Получается, что переводчик прочёл этот комментарий… после чего вложил в свой перевод прямо противоположный смысл.

Так можно разбирать почти каждое высказывание из «Избранных чаньских изречений» в переводе Малявина. Я остановлюсь ещё только на одной цитате (с. 90):

Утки, вышитые на ковре, можно показать другим. Но игла, которой их вышивали, бесследно ушла из вышивки.

Грамматическая ошибка «Утки, вышитые…» в последующих изданиях «Афоризмов старого Китая» исправлена на «Уток, вышитых…». Однако содержательная отсебятина продолжает зашкаливать. В настоящем «Дзэнрин кусю» на с. 199 сказано:

鴛鴦繍出從君看
莫把金針度與人

Эта крылатая фраза восходит к цитате из стихотворения Юаня Хаовэня, китайского поэта XIII века. Буквально она переводится так: «Пару уток-мандаринок на вышивке покажу тебе. Но золотую иглу, что сделала их, не дам никому».

Начнём с уток. В древнем Китае существововало поверье, будто мандаринки, в отличие от других видов уток, составляют семейные пары на всю жизнь. Поэтому в восточноазиатском изобразительном искусстве пара мандаринок («юаньян», 鴛鴦) стала распространённым мотивом, который символизирует супружескую верность. Её изображают на разных носителях: от живописных полотен до банных полотенец. Особенную роль мандаринки (в виде не только изображений, но и живых птиц) играют в свадебных церемониях. В переводе Малявина от всего этого остались только абстрактные «утки».

Далее, образ золотой иглы обычно ассоциируют с мастерством, талантом, вдохновением. Так что всю фразу можно сопоставить с пушкинскими строками «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать». Советский востоковед снова отбросил весь культурный контекст и превратил аллегорию вдохновения в обычную швейную иглу. И в переводе вместо изначального смысла получилась вариация на тему «Мавр сделал своё дело, мавр может идти».

По сравнению со всем этим неожиданно вклинившийся «ковёр» — сущая мелочь.

Остаётся только недоумевать, почему в 1988 году, прежде чем выпускать книгу, никто из редакторов и корректоров крупнейшего в СССР научного издательства «Наука» не удосужился проверить, какое отношение перевод имеет к оригиналу, а также проконтролировать точность исторических и библиографических фактов в предисловии и комментариях переводчика.

В 1991 году та же «Наука» переиздала «Афоризмы старого Китая», уменьшив объём книги в два с половиной раза. Но лажа при этом только возросла. Например, в предисловии на с. 7 теперь сказано:

К числу классических чаньских памятников относится помещённый здесь сборник «Лес чаньских изречений», составленный в XV в. в Японии, но целиком состоящий из высказываний китайских наставников и поэтов.

Мы уже выяснили, что «помещённый здесь сборник» составлен не в пятнадцатом веке, а в середине двадцатого. Однако если в предыдущем издании Малявин переводил его заглавие как «Собрание чаньских изречений», то теперь «собрание» превратилось в «лес», в результате чего цельное словосочетание «Дзэнрин» оказалось разбитым на части. Это всё равно что фразу «Пионерский лагерь „Заветы Ильича“» переделать в «Заветный лагерь Ильича».

В третий раз «Афоризмы старого Китая» переиздавались в 2003 году в издательстве «АСТ» (Москва), и перевод «Дзэнрин кусю» пострадал ещё больше. «Лес чаньских изречений» теперь не просто упоминается в комментариях, а стал названием всей главы (вместо прежнего «Избранные чаньские изречения»). А набор изречений расширился за счёт фраз, которые в оригинале укладываются в 1⁠–⁠4 иероглифа и без контекста вообще теряют смысл. Вот, например, фрагмент перевода на с. 134⁠–⁠135:

«Что за ерунда?» — спросите вы и будете недалеки от истины. Если не иметь представления о практике коанов и «увенчивающих» фразах, вообще невозможно догадаться, к чему все эти «А!» и «Хэ!». Представьте, что вам дали страницы с ответами из задачника, но при этом не только не показали задач, к которым относятся эти ответы, но даже не сообщили, что этот набор букв и цифр — перечень ответов к каким⁠-⁠то задачам. Много ли смысла вы извлечёте из такого материала?

Интересно, что на сей раз Малявин прицельно взялся переводить короткие изречения таким же количеством русских слов, сколько иероглифов было в оригинале. Это сам по себе спорный подход, но советский востоковед усугубил его тем, что добрался в таком режиме только до фраз из четырёх иегроглифов. А фразы из пяти и более знаков он переводил уже без совпадения количества слов, объединив их под общим заголовком «Многословные изречения». К чему такая непоследовательность и почему концепция сломалась именно между четырьмя и пятью иероглифами (а не, например, между семью и восемью) — тайна, покрытая мраком.

К сожалению, доктор исторических наук Владимир Малявин не ограничился переводом «Дзэнрин кусю». В «Афоризмы старого Китая» он включил переводы ещё семи древних источников, а вообще ce noble vieillard умудрился переложить на русский язык все главные книги конфуцианства, даосизма и дзен-буддизма: «Книгу перемен», «Лунь юй», «Чжуан⁠-⁠цзы», «Ле⁠-⁠цзы», «Дао дэ цзин», «Мумонкан», а также десятки менее известных памятников восточной литературы. Кроме этого, Малявин — автор дюжин книг и сотен статей, в основном про древний Китай. В самом деле, при такой бешеной плодовитости куда уж там следить за тем, чтобы перевод был правильным, исторические факты — точными, а термины — корректными?

Русские читатели принимают эти труды за чистую монету и не догадываются, что на самом деле читают отсебятину советского востоковеда.